Примерное время чтения: 8 минут
410

«Хуже смерти-подвести товарищей». Об ушедшем солдате Великой Отечественной

Владимир Иосифович в последние годы жизни. Тогда взрослели рано: в 20 лет - и комроты.
Владимир Иосифович в последние годы жизни. Тогда взрослели рано: в 20 лет - и комроты. / Фото из личного семейного архива / АиФ

4 марта 2018 года ушёл из жизни один из последних солдат Великой Отечественной войны Владимир Иосифович Ханцевич. О нём много писали и в местной прессе и далеко за пределами Дальнего Востока.
Сам он тоже пытался донести до сограждан то, что считал нужным и важным. В выступлениях, встречах, книгах. Но мне хотелось бы рассказать не о печатном герое, а о человеке, которого я помню и люблю. Это не будет биографический очерк, это продолжение недосказанного, недочувствованного. То, чего нет в сухих строчках официальных текстов.

Ветер яростных атак

Невысокий, жилистый. Осанка. Пронзительный взгляд голубых глаз. Жесткие складки на лице. Те, кто не знал его близко, воспринимали как сурового и где-то даже отстранённого человека. Командира. Да он и был таким. Точнее, стал. А хотел стать художником. Чувствовал красоту и хотел делиться своим видением с окружающими. Но жизнь расставила свои акценты.
Многодетная семья на станции Волочаевка не могла себе позволить особенной роскоши выбора. Владимир Ханцевич стал учащимся Комсомольского-на-Амуре судостроительного техникума. Правда, ненадолго. В 1943 году - уже Благовещенское военно-пехотное училище, после окончания которого, в звании младшего лейтенанта был направлен на фронт. На тот момент Володе не исполнилось и 18 лет.
А в неполные 20 лет стал командиром 11 Отдельной армейской штрафной роты. Так получилось. Неподготовленная атака, шквальный огонь противника - две трети роты осталось лежать под безымянным холмом в Восточной Пруссии. Он не искал карьерного роста. Просто остался единственным боевым офицером в строю.
Примерно 90-е
«… - А что было самым страшным на войне? Ты боялся смерти?
- Все боятся смерти. Не верь тому, кто говорит, что не боялся. Но есть вещи хуже смерти.
- Что может быть хуже смерти?
- Подвести своих товарищей. Поступить недостойно. Стать причиной смерти других. Смерть приходит всегда нежданно и всегда ожидаемо. Ты в этом не властен. На войне важно было жить. Так, чтоб не стыдно было и умереть».

Жить ему никогда не было стыдно. А умереть пришлось несколько раз. Страшное ранение в голову: пуля прошла через рот, выбив зубы, и вышла в районе затылка. Гортань, язык и т. д. хоть и чудом сохранились, но были серьёзно повреждены. Операции, госпитали, и, когда даже врачи опустили руки, только стараниями безымянной сестрички он остался живым. Новое назначение - на этот раз в часть, которая была отправлена освобождать Маньчжурию. Снова кровавые бои. Награда и второе ранение. Разрывной пулей практически вырваны мышцы на левом плече.
Примерно 80-е
«… - Было больно?
- Сначала нет. Просто отбросило на землю. Потом, конечно, хуже.
(Я трогаю извилистый овраг зарубцевавшейся раны, маленькие пальчики скрываются почти по первую фалангу.)
- А сейчас болит?
- Болит, но ведь это не повод для печали.
- А что для тебя - повод для печали?
- То, что обещал убрать за собой игрушки, а не выполнил».

Рассмеялся, взъерошил волосы, но, похоже, это его действительно печалило. Наши неудачи, какие-то огрехи, которым сами не предавали значения. Дед не был суров во внешних оценках, но порой они и не были нужны. Достаточно было находиться рядом, чтобы понять, как ему печально.
Пожалуй, пора перелистнуть эту страницу. Хватит о войне. Она оставила глубокие следы в душе и на теле, но не обрела над ним власти. Пожалуй, стоит только добавить, что разными способами все равно пыталась протянуть свои щупальца. Как например, в 60-х годах прошлого века, когда у него отобрали прошлое. Уполномоченный КГБ разъяснил, что вышло очередное постановление, согласно которому всем выжившим «штрафникам» необходимо было сдать документы и подписать обязательство не разглашать свою реальную фронтовую историю. Взамен - новые документы и 25 лет вынужденного молчания. Родина порой весьма причудливо высказывала ему свою признательность.

Конфеты из Москвы

В 1947 году он вернулся на студенческую скамью. Матёрый ветеран, трижды кавалер ордена Красной Звезды. Человек, ходивший на смерть и водивший на неё других. Но он стал третьекурсником. Сдавал зачёты и курсовые наравне с теми, кто пришёл из школы. Хорошо и честно сдал все экзамены, защитил диплом и попал на завод имени Горького помощником мастера. 1950 год. Женился. Родились близнецы Саша и Серёжа (мои дядя и отец). «Жили бедно, но - содержательно» - дед был всегда краток, когда не хотел рассказывать о неприятном.
Уже к концу 70-х, преодолев все положенные ступеньки заводской иерархии, дед стал часто ездить в Москву в служебные командировки. Начальник планово-экономического отдела, главный экономист, заместитель директора и т. д. Плановая экономика постоянно нуждалась в ручной подстройке, а мы, его внуки, постоянно нуждались в сладостях. Поэтому, совершенно чётко осознав причинно-следственную связь, теребили его вопросами о том, когда же он поедет в Москву за конфетами. Впрочем, это был единственный бонус, который он извлекал из своего положения. Ну, как извлекал. После работы стоял в очередях.
Дед вёл удивительно скромный, даже аскетичный образ жизни. Ни машин, ни бытовой техники, никакой другой роскоши не было. Только самое необходимое. Но дом был удивительно уютным. В основном заботами бабушки, нежное отношение к которой он хранил всю свою жизнь.
Примерно в 2010-е
«…- А как вы познакомились?
- Не важно, как познакомились. Главное - как жили.
- Мне кажется, она тебя боялась.
- Разве что - обидеть (опять на суровом лице ничего не меняется, разве что глаза блестят как-то ехидно)».

Сейчас, когда вспоминаешь эти годы, начинаешь понимать, насколько нежно и бережно они соприкасались друг с другом, насколько поддерживали и дополняли… и наполняли. Так, что хватало и нам, детям, внукам, племянникам, правнукам и т. д.
Дед ушёл на пенсию с должности заместителя директора завода имени Горького. После сорока лет бессменного служения. Он не цеплялся за должность. Отработал, как посчитал нужным, и уступил дорогу следующему поколению. К нему приходили спрашивать совета. Пытались даже звать обратно. Но он был непреклонен. Шёл тем путём, который сам себе определил.

Хлеб и вода

Признаться, долгое время я думал, что дед - такой цельнометаллический человек, которому чужды сомнения и муки выбора. Он всегда знал, что правильно, и делал так, не считаясь ни с чем. Только позже пришло понимание, что всё было совсем по-другому. Просто он умел сложные вещи делать простыми. Словно знал что-то, нам недоступное. И жил так, чтобы не стыдно было умереть.
Примерно 2000-е
«… - Ты не устал жить?
- Нет. Все что дано мне - это радость. Радость того, что ты можешь и должен сделать.
- А если сделать не получается?
- Будет другой день. И другая возможность сделать так, как нужно.
- Так ты ни о чем не жалеешь?
- Жалею? Всегда можно сделать что-то по-другому. Всегда. Я помню это - и это непросто».

Сейчас причудливым образом судьба сталкивает меня с его делами и поступками. Будь то уважительное сопение в московских властных кабинетах, историческими хрониками завода и посёлка им. Горького. Шелестом выращенных им деревьев, голосами его детей, внуков и правнуков. Множеством других событий, деталей и деталек, в которых он остаётся с нами.
Но есть пустота после его ухода, которую пока нечем заполнить. Он не просил милостей от судьбы. Он сам стал судьбой своей и многих других. Он научил меня читать и бегать на лыжах, смазывать кирзовые сапоги комбижиром и разжигать костёр, грести на лодке, приседать на одной ноге и ста тысячам других вещей, как научил множеству вещей десятки и сотни людей, оказавшихся рядом с ним.
Примерно 90-е
«… - Нужно любить то, что делаешь. Нельзя что-то делать без любви.
- Даже если это противно?
- Тогда не делай. Вот сейчас ты криво посадишь черешок на подвой (любовное поглаживание по молоденькому стволику дикой яблони) - и всё пойдёт наперекосяк. Ты должен понимать ответственность. И если не можешь сделать правильно - лучше не лезь».

Жилистые пальцы хирургически точно делают надрез, веточка дерева становится в образовавшееся место, как родная. Потом уже усыхающие руки сноровисто обамытывают место скрепления. Ветер играет реденькими седыми волосами, овраг плохо зарубцевашейся раны изгибается всякий раз, когда нужно пройти особенно низко.
- Вот и хорошо. Я умру, ты умрешь, а дела и мысли наши продолжатся…
Они продолжатся, дедушка. Я обещаю.

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах