Крупные аварии, чрезвычайные происшествия, пожары — будни пожарных и спасателей, и они не проходят бесследно. Постоянная опасность и чужая боль, если с ними не работать, могут привести к собственным серьезным проблемам. В том числе и для того, чтобы этого не допустить, в МЧС действуют центры экстренной психологической помощи. О том, как и от чего спасают спасателей, рассказал заведующий отделом медико-психологической реабилитации Дальневосточного филиала Центра экстренной психологической помощи МЧС России Виктор Рощупкин.
Влияют социальные сети
— Вы психотерапевт, по образованию врач-психиатр. Силами обычных социальных психологов с ситуациями экстренных специалистов не справиться?
— Именно в нашем отделе реабилитации, по моему мнению, должен быть именно психотерапевт. В связи со слишком быстро изменяющейся интенсивностью жизни, с тем, с чем приходится сталкиваться после крупных ЧС, происшествий, кругозора психолога может быть просто недостаточно. Здесь нужно смотреть глубже. Не только травмирующие факторы и влияние окружающей среды, но и особенности самого человека. Обычный психолог, пусть даже клинический, а не социальный, который абсолютно всё знает про нашу систему и работу, при оказании помощи не всегда может всё предусмотреть, увидеть. Сейчас мы достаточно много сталкиваемся с ситуациями, когда встречаются пограничные состояния. Смотришь на историю «болезни» и не знаешь, с этим справится психолог или уже нужен психотерапевт. Мы в такие моменты в отделе собираемся, устраиваем консилиум с коллегами.
— А с чем это связано, по вашему мнению?
— Раньше не было таких нагрузок, люди по-другому развивались, росли, формировались. Сейчас очень большое влияние оказывают социальные сети, средства массовой информации. Поэтому и запросы приходят другие от людей. Очень много скрытых состояний, идёт маскировка симптоматики, наплыв одного на другое. Кроме того, сталкиваемся с ситуациями, когда люди не доверяют. «Я вот уже был у других специалистов, они мне не помогли, значит, и вы мне не поможете». Люди не всё говорят. Иногда очень тяжело работать, потому что не получается человека вывести на «чистую воду». А в нашей работе доверие очень необходимо, чтобы помощь была оказана в полном объеме и на должном уровне. Выбираем тактику работы. Кому-то иногда нужно в лоб говорить, с кем-то наоборот лучше по-другому работать.
— В чем заключается реабилитация?
— У нас две составляющие. Психологическая и медицинская. Изначально, когда работали с пожарными, спасателями, службами экстренного реагирования, это всё воспринималось в штыки. Не готовы люди были. С течением времени стали понимать, что исследование может помочь себя больше узнать, понять, что именно лично тебе необходимо. На основе мониторинга и обследования получаем полные заключения с распределением групп для реабилитации. Их всего три: 1 — здоров, ни в чём не нуждается; 2 — нуждается в психологической профилактике; 3 — нуждается в психологической коррекции. Во второй и третьей группе особенно нужна углубленная работа. Сколько наши специалисты видят, ощущают, через себя пропускают? Поэтому профвыгорание, профдеформация, усталость в том числе.
Первая категория — это чаще всего молодые ребята, 2-3 года службы, с горящими глазами, всё потушим, всех спасём, всех вынесем. Так вот, для этой категории предусмотрены групповые психотерапевтические занятия. Группы в основном от 5 до 15 человек: «Здоровый образ жизни», «Функциональная надёжность», «Саморегуляция», «Технологии ресурсосбережения», чтобы мы себя не тратили, могли справляться со стрессом.
Хотя иногда такие же молодые ребята могут быть уже и во второй группе, где нужна профилактика. Это когда уже насмотрелись на пожары и происшествия, не все они, к сожалению, проходят без жертв и бесследно. Начинают их мысли различные беспокоить. Для второй группы предусмотрены занятия, плюс срочные программы оперативного восстановления работоспособности. Это как правило один день. Третья группа — нуждающиеся в психологической коррекции. Для этой категории у нас есть восстановительные программы по пяти направлениям.
Все не железные
— Вы включаетесь в случае крупных происшествий?
— Конечно. Я, как заведующий отделом, и два моих психолога участвуем наравне с отделом экстренного реагирования на крупных чрезвычайных ситуациях по оказанию психологической помощи. Мы выезжаем на крупные происшествия, где действительно необходимо оказывать помощь многим людям, родственникам погибших, пострадавшим и их родным. После таких происшествий мы берем под контроль сотрудников и специалистов МЧС России, которые принимали участие в ликвидации последствий ЧС и проводим с ними реабилитацию. Но стоит отметить, что мы не навязываем. Это уже интервенция будет, нарушающая все каноны психотерапии. Работаем исключительно по запросу. Но сейчас он, как правило, поступает.
— То есть вы помогаете вернуть наших специалистов в строй?
— Скажем так, да. Но не только запрос требуется. Ещё и рекомендации после обязательного мониторинга, который проходят все специалисты раз в два года, а кроме того, постэкспидиционное обследование. Это когда специалисты уезжают для ликвидации ЧС, после прибытия в течение семи дней им необходимо провести диагностику, а потом в течение месяца мы должны взять их к себе на реабилитацию. Ну конечно, если кто-то отказывается, то это его право. Но есть и такие, которые нам уже доверяют и соглашаются.
— Сейчас больше обращаются?
— Да, сейчас наши специалисты начали понимать необходимость реабилитации. Мы все не железные. Организм тратит очень много ресурсов. ЧС-ка то не одна была зачастую за плечами. А чтобы справиться, нужен ресурс, свой же мы истощаем, а пополнить его некогда. Мы включаемся в повседневную деятельность, времени нет, а проблема, которая была «заработана», остаётся. Ну это, наверное, у всех у нас такое есть, потому что работа у нас такая, связанная с экстренностью. Наше министерство оно ведь — экстренное, никогда не знаешь, что может быть через час, через полтора. Всё нормально, а потом раз и полетели, например, на Сахалин, или где-то самолёт упал, где-то судно затонуло. На сборы считанные минуты и мы в пути.
— А как вы сами пришли в МЧС?
— Привела авария. Я работал на скорой и приехал на вызов: разбилась машина газодымозащитной службы. Увидев, что среди спасателей тоже есть медики, спросил: «Вам специалисты нужны?» Сказали, что очень. Так и стал сначала врачом дежурной смены.
— За свою деятельность в МЧС России много раз сами выезжали на происшествия, ЧС?
— Конечно. В Невельске работал, когда землетрясение произошло. Потом когда платформа «Кольская» перевернулась в Охотском море, краболовецкое судно «Шанс», когда две команды спаслись на двух плотах в разных направлениях. После пожара, где половина деревни сгорело в Тынде Амурской области. А ещё было обрушение в жилом доме в поселке Корфовский, крушение морозильного траулера на Сахалине, жесткая посадка вертолёта в Хабаровске. Когда пожарные погибли на Доватора в Хабаровске, долго сопровождали. Мы работаем не только в зоне бедствия, но участвуем в траурном сопровождении, оказываем помощь родственникам. Таких ЧС было много.
