Начало нового сезона было полно надежд для Хабаровского краевого музыкального театра. К команде присоединился новый молодой режиссер Федор Шалагин — выпускник Российского института театрального искусства (ГИТИС). Но начало карьеры оказалось не радужным. 3 октября в театре произошел пожар, практически уничтоживший здание...
Как воспринял случившееся, как теперь строится работа театра, и что вообще привлекло его на Дальнем Востоке, Федор Шалагин рассказал «АиФ-Дальинформ».
«Режиссер не должен быть чистеньким»
— Вы родом из Санкт-Петербурга, окончили московский ГИТИС. И вдруг Хабаровск. Почему решились переехать так далеко и работать в нашем музыкальном театре?
— Я мог остаться и в Москве, и в Питере, меня приглашали в театры по статусу, соответствующие хабаровскому. Но меня привлек художественный руководитель ХМТ Никита Александрович Туранов. Он позвонил мне, и я услышал голос почти своего ровесника, он лишь немного старше меня. В разговоре мы смеялись, шутили, обсуждали творческие идеи. Я ему начал просто предлагать, что бы хотел поставить. И он откликнулся на все!
— Но все-таки уехать так далеко серьезное решение.
— Я молод, мобилен, уже жил в двух столицах. И не вижу смысла держаться за Москву, она никуда не уйдет. Многие выпускники московских и питерских вузов боятся уехать куда-то, и из-за этого уходят в смежные профессии: помощник режиссера, организатор, ассистент... А у меня здесь есть шанс быть именно режиссером, реализоваться в профессии.
— А дальневосточные морозы не испугали?
— Меня тут все спрашивают про холод. В Питере зимой тоже страшный холод. Из-за ветра. Здесь он дует с Амура, а там, помимо того, что с Невы, он идет с Ладожского озера и с Финского залива. То, что было названо при Петре I «Роза ветров». На улице может быть всего минут пять, но ты замерзнешь очень сильно... Нет, холод мне не страшен, я человек с горячим темпераментом, у меня всегда все горит внутри, в хорошем смысле этого слова.
— Вы сказали, что Никита Александрович сам позвонил, вы до этого были знакомы?
— Нет, он меня увидел на Шестом международном конкурсе молодых оперных режиссеров «Нано-опера», где я принимал участие. Занял третье место и получил приз зрительских симпатий. Потом появилось несколько предложений о работе.
— Что это за конкурс?
— Он проходит в «Геликон-Опере». Если говорить кратко, за десять минут надо сделать номер с артистами Геликона. В первом туре это ария, во втором — дуэт, в третьем — массовая сцена. Когда я дошел до третьего тура, взял «Хор пленных иудеев» из оперы Джузеппе Верди «Набукко». Известное произведение, какое-то время было неофициальным гимном Италии. Номер очень понравился жюри, критикам.
— Конкурс для молодых режиссеров. Это до 35 лет?
— Большинству участников было около 30-и. У них чуть-чуть побольше опыта. Я был самым молодым, студентом, но, тем не менее вырвался вперед. Параллельно еще занимался работой в учебном театре ГИТИС, был осветителем. Я профессиональный осветитель и художник по свету. Стал заниматься этим с 12 лет в Петербургской Оперетте. Мой отец, Сергей Шалагин, художественный руководитель этого театра. Началось все с того, что нужно было срочно кому-то сесть за пульт на гастролях в Финляндии. И мне так понравилось, что продолжил заниматься профессионально. Сам учился.
Поэтому осветителям в Хабаровском музыкальном театре немножко не повезло, что у них режиссер-осветитель. Сачковать им не придется точно. Они знают, что я их крови, цеховой. В театре таких людей называют «планшетная крыса». Это старое, еще ленинградское название.
— Мне кажется, для режиссера хорошо иметь такую техническую базу.
— Конечно, режиссер не должен быть чистеньким. Он обязан пройти через огонь, воду и медные трубы, через пыль, залезать на софиты, делать самую грязную, непривычную работу. Я убежден, что без этого режиссером не стать. Потому что мы можем долго сидеть, рассуждать об искусстве, но все всегда упирается в дело.
Пожар в театре
— Вы начали работать здесь в сентябре, а в октябре случился пожар, во время которого было уничтожено здание ХМТ. Как вы восприняли случившееся?
— Я шел на работу и в это время театр загорелся. Когда я подошел к зданию, увидел дым, пламя, долго стоял у служебного входа, был в таком оцепенении. Видел, как огонь идет по внешнему фасаду, через оконные проемы заметил, что уже внутри полыхают фойе и лестницы. И понял, что это все.
Никита Александрович в тот день постоянно бегал по совещаниям. Вечером мы встретились и сказали друг другу «Будем работать». Не было времени посидеть, погрустить. Надо было поддержать артистов. Разруливать ситуацию, понять, что мы сейчас будем делать. Момент осознания пришел, наверное, когда состоялся первый концерт в Доме офицеров Восточного военного округа.
— Коллектив своими руками спасал реквизит...
— На второй день после всех событий мы все пошли туда, зашли в здание вместе со спасателями. Копались в грязи, копоти, выкидывали костюмы из окон. У меня была толстовка розовая, красивая, она до сих пор не отстирывается.
Но надо было делать что-то. Если я принял решение быть здесь, я не могу как-то отдаляться от коллектива.
— Родные, наверняка, очень переживали, слушая новости с другого конца страны?
— Спрашивали, как мы. Мы с папой говорили на эту тему. Он не говорил, каких-то громких слов. Он человек простой, родом из Сибири. Говорит: «Да, надо работать».
— И как вам сейчас работается на другой сцене, с какими трудностями приходится сталкиваться?
— Важно, что у нас есть хоть какая-то устойчивая платформа, на которой мы можем двигаться дальше. Мы сейчас живем фактически на три здания. Цеха, где готовят декорации находятся в одном, административный корпус, в другом. Выступления проходят в третьем. Я бегаю по всем этим точкам.
Сложно строить расписание. Мы благодарны Дому офицеров, что он нас приютил, но у них есть свои задачи, мы не всегда знаем, когда у нас будет возможность тут репетировать. Но в ближайшее время все концерты и спектакли будем проводить здесь. Работаем, адаптируем пространство под себя. Интересно, что тут три плана кулисных экранов. Я мало знаю площадок в Москве, где могут себе такое позволить, а тут есть. Конечно, мы это будем использовать.
Диалог Мцыри
— Несмотря на все трудности, вы готовите премьеры. Ближайшая — в конце ноября — «Мцыри». Чем будете удивлять?
— Будет своя адаптация. Я подумал, а что, если эта история, это диалог с самим собой? Когда мы говорим про романтизм, о чем мы сразу думаем? Борьба разума и чувств.
— То, чему нас учили в школе...
— Абсолютно. И вот я сидел, думал, про то, чему нас учили. Но тогда нам надо найти деление в том, что есть две половины одной души. Я думал об этом, перечитывал произведение. И вот в очередной раз остановился на фразе: «Душой дитя, судьбой монах». И меня как молния ударила. Я понял, что это два человека. Один Мцыри-монах, который не сбежал из монастыря, остался там и не умер. И второй Мцыри, который сбежал. И это уже разговор с ними двумя. Поэтому у меня будет два Мцыри. Это сразу делает текст невероятно объемным. Там такой конфликт возникает.
Плюс я нашел первую версию одной строфы, которую Лермонтов убрал из цензурных соображение николаевской России. И она прозвучит между этими двумя людьми.
В начале будет часть, где Татьяна Владимировна Маслакова сыграет учительницу, которая будет нас погружать в историю. А потом она появится в неожиданном образе. Посмотрим, как поймет это зритель, будет ли это интересно.
— Не боитесь немного... заиграться? Бывает, что произведение меняется до неузнаваемости в таких экспериментах.
— Узнавания, конечно, будут. Будет определенная стилизация под сегодняшний день с точки зрения костюмов, вы точно поймете, что это монастырь, монахи.
Я понимаю, про что вы говорите. Заигрываться никто не собирается. Но важно сказать, что этот стиль романтический, этот жанр, он требует иного подхода. Мы апеллируем к чувствам. Зритель должен увидеть в этом какую-то сердечность. Допуская, что у нас два Мцыри и они, как на исповеди друг с другом разговаривают, мы можем предположить, что это разговор с зеркалом, разговор отца с сыном. Там масса интерпретаций. И пусть зритель интерпретирует.
— Вы анонсируете постановку, как музыкальное произведение. Какая будет музыка?
— Я хочу использовать музыку некоторых современных композиторов, и известного поэта-песенника СССР, инструментальные вещи. Под одну из сцен в спектакле я решил взять музыку Шостаковича в необычном звучании. Это известная, очень тревожная музыка, она прозвучит в определенном кульминационном моменте.
Настоящие люди
— В театре много режиссеров?
— У нас трое: главный режиссер, Дмитрий Злобин (он артист и режиссер театра) и я.
— Вы как-то вместе работаете, делятся с вами опытом?
— Нет, опытом никто не делится. Я знаю, что мне нужно делать, как это делать. Если не знаю, то и не говорю. Все максимально просто. Мы редко видимся, потому что у него много работы. Я больше общаюсь с художественным руководителем, с которым мы сейчас работаем в команде.
— Как выстраивается взаимодействие с артистами? Нет трудностей из-за того, что молодой «начальник» руководит ими?
— В театре, если мы говорим на одном языке, друг друга понимаем, возраст уже не помеха. Они понимают, чего я хочу достичь, я понимаю, что они делают. И мы с ними находимся в связи. Это самое важное. Наши артисты невероятно дисциплинированы и воспитаны. Они доверяют мне. Это прекрасно.
— Какие дальнейшие планы театра?
— В декабре у нас премьеры балета на музыку Г. Свиридова «Метель» и музыкальную сказку для всей семьи «Лесные приключения», которую поставит Снежина Копрова, известная хабаровским зрителям по спектаклю «Больше, чем любовь». К весне готовим премьеру мюзикла «Анна Каренина», над ним работают Владимир Баскин и Наталья Индейкина, которые создавали для ХМТ мюзикл «Первый бал Наташи Ростовой».
— Ваши личные планы. Надолго планируете в Хабаровске оставаться?
— Я планирую здесь работать. Если все будет хорошо, будут предложены проекты, нас в дальнейшем ждет много интересных постановок. Я очень хочу Хабаровский музыкальный театр сделать такой вспышкой, чтобы она долетела до Москвы. Чтобы там услышали, что есть команда почти векового театра, который делает что-то такое, что не делают другие.
Я убежден, что здесь жизнь настоящая. Люди настоящие. Мне нравится их бодрость и оптимизм. Он улыбаются, смеются и при этом делают свое дело. Я бы хотел, чтобы этот регион развивался с невероятной энергией и силой. Так, чтобы все на западе, смотрели сюда и завидовали.
Досье
Федор Шалагин, 24 года. Режиссер Хабаровского краевого академического музыкального театра.
Вырос в театральной семье. Отец Сергей Шалагин, художественный руководитель театра Петербургская Оперетта.
Выпускник ГИТИС 2024 года, специальность «режиссер музыкального театра». Лауреат Шестого международного конкурса молодых оперных режиссеров «Нано-опера».
