Владел ли убийца приемами бокса или у него нет пальца на руке, была ли у него одна жертва или несколько – об этом рассказывает мертвое тело пытливому взгляду судмедэксперта. А иногда для того, чтобы выяснить причину смерти, достаточно и осколка кости или даже сосуда. Но порой случается, – причем не в фантастическом фильме, а во вполне обычной реальности – что тело, лежащее на прозекторском столе, внезапно встает.
«Судебный медик знает не все, но многое. Мы, эксперты, ежедневно из разрозненных фактов, несвязанных друг с другом, собираем воедино картинку», – считает судмедэксперт из Хабаровска Анатолий Нестеров, проработавший в этой сфере 26 лет.
Диагноз по сосудам и костям
– Елена Лункина, «АиФ-Дальинформ»: Судмедэксперт проводит с мертвыми существенную часть своей жизни. Всегда было интересно – как человек решается пойти в такую профессию?
– Анатолий Нестеров: Многие судебные медики приходят в эту сферу совершенно случайно, и я не исключение. Хотя, признаюсь, никогда такого не планировал. Изначально я хотел быть кардиологом. Но жизнь сделала кульбит: в 1995 году меня пригласили на собеседование к судмедэксперту, после общения с которым я пересмотрел все свои планы. Начинал работу я с военного судебно-медицинского эксперта. Два года отдал вооруженным силам. А потом захотелось перемен, и я ушел в гражданскую экспертизу, сначала простым рядовым экспертом танатологом – экспертом общего профиля. Но у меня был очень быстрый карьерный рост. Уже в 1998 году я стал заведующим хабаровского сельского районного отделения судебно-медицинской экспертизы. В 2001 году – заместителем начальника по экспертной работе. А в 2012 году возглавил бюро судебно-медицинской экспертизы Хабаровского края.
– Есть мнение, что единственный врач, который никогда не ошибается, – патологоанатом. Это правда?
– Да, принято считать, что диагноз судебного медика – окончательный. Судебный медик знает все. Он действительно знает многое. Мы, эксперты, ежедневно из разрозненных фактов, казалось бы, несвязанных друг с другом, собираем воедино картинку.
Но есть определенная категория тел, при работе с которыми эксперты могут встать в тупик. Нашей экспертности может быть недостаточно, чтобы пролить свет на произошедшее, если мы имеем дело с трупами, которые уже сильно разложились. В этом случае только косвенными исследованиями, изучением тех тканей, которые еще сохранились, а это, как правило, сосуды и кости, можно выйти на криминальный характер смерти. Например, об этом могут свидетельствовать переломы в области жизненно важных органов: костей черепа, грудной клетки. Если же признаки насильственной смерти отсутствуют, но в сосудах произошли какие-то изменения, можно предположить, что было системное заболевание, которое могло привести к смерти.
– Какие риски есть в вашей работе?
– Мы работаем с острыми предметами, например, ножами, и, конечно, можем порезаться, а это может привести к заражению туберкулезом, ВИЧ-инфекциями, а также различными бактериями: пневмококк, стафилококк, стрептококк. Эти проблемы для нас понятны, поэтому проводится профилактическая работа, чтобы исключить такие ситуации.
К смертям детей нельзя привыкнуть
– А что самое сложное и неприятное?
– У меня по сей день вызывает дискомфорт, когда касаюсь случаев смерти детей, новорожденных, беременных женщин. Исследуя эти тела, выезжая на места происшествия, я чувствую глубокую обескураженность произошедшим событием. Хочется сделать все, чтобы сбор доказательств был и максимально полным, и как можно быстрее установить виновного, который будет ответственным за это злодеяние. Ну и, конечно же, у любого эксперта вызывает дискомфорт вид разлагающегося трупа. Привыкнуть к запаху невозможно. Из-за всего этого специалисты подвержены психоэмоциональным нагрузкам, что может привести к эмоциональному выгоранию.
– Среди экспертов больше женщин или мужчин?
– Девушек очень много. Сейчас у нас женщин 70% судмедэкспертов в разных подразделениях. А вот молодые мужчины, которые заканчивают медицинский институт, в последние годы все реже идут в нашу службу.
Оживший мертвец
– У вас бывали случаи, когда вы работали в морге ночью? Было ли страшно?
– В морге я провожу большую часть времени: помимо рабочих часов у секционного стола у нас организована и круглосуточная дежурная служба. Я, конечно, периодически дежурю, в том числе и ночую в морге, и никаких паранормальных явлений за время своей работы я не увидел. Но, признаюсь, бывало, что мертвый оживал.
– Как это?
– Это было много лет назад. Привезли, казалось бы, мертвого пожилого человека, он не подавал признаков жизни. Каково же было удивление санитаров и эксперта, когда из холодильной камеры донеслись крики о помощи! Это был настоящий шок.
На моей памяти был случай, когда тело уже укладывали для исследования на секционный стол, и санитар, делая подготовительные разрезы, чтобы пригласить эксперта, испытал неописуемый ужас. Когда он попытался сделать вкол ампутационным ножом в тело, человек стал подавать признаки жизни. Пришлось оказывать помощь и человеку, и санитару.
Общий почерк
– Сталкивались ли вы с жертвами серийных убийц?
– Много лет назад у нас в Хабаровске был случай, когда находили расчлененные тела в Индустриальном районе. Преступника нашли и осудили. Еще одна очень нашумевшая ситуация произошла не так давно: пожилая женщина в Березовке с 2005 года совершила несколько убийств, которые долгое время не были раскрыты. И только два года назад после очередного преступления следователям все-таки удалось выйти на след преступницы.
– Можно ли определить по телу, что человека убил серийный убийца?
– На самом деле, таких преступлений не так много. Но, когда они случаются, сразу понять, что убийство именно серийное – очень сложно. По прошествии времени, исходя из анализов и многих экспертиз, можно выделить какой-то общий почерк. Можно высказать предположение, что преступник, например, владел навыками, чтобы наносить удар в определенное место, или имел какие-то дефекты. Тем самым по повреждениям можно проследить на большом массиве материала их однотипность. Но утверждать сразу, что если сегодня обнаружили один труп, завтра другой, даже в том же районе, значит это серийные убийства – невозможно. Это долгая аналитическая работа.
Фильмы врут
– Сейчас популярны фильмы, где показана работа судмедэксперта. Скажите, как специалист, насколько они правдивы?
– Мне кажется, что при их создании не было профессиональных консультантов, которые могли бы предложить правильную модель работы судебно-медицинского эксперта в той или иной ситуации. Сам я такие сериалы не смотрю, и только по рассказам детей могу сделать выводы, что информация о технологии работы судебного эксперта, как на месте происшествия, так и в лаборатории – далека от действительности и во многом не соответствует правде. Можно только позавидовать фантазии авторов и предложенному оснащению медицинских лабораторий в фильмах. При наличии такого оборудования в практической работе судебного эксперта – мы бы творили чудеса.
Черный пояс по тхэквондо
– Как вы отвлекаетесь от работы?
– Я с четвертого класса занимаюсь единоборствами. Это, получается, уже почти 40 лет. Занимаюсь боксом, кикбокингом, тхэквондо, рукопашным боем. Я инструктор по тхэквондо, у меня черный пояс – второй дан. В свое время я тренировал детей.
– Хватает времени?
– Я занимаюсь спортом по вечерам: хожу в зал, тренируюсь. Сегодня уже соревновательный режим отсутствует. Тренируюсь просто для поддержания формы, для того чтобы разгрузиться психологически и физически. Это уже как пристрастие, без которого я не представляю свои будни.
– А еще какие хобби у вас есть?
– Я люблю читать, в основном, фантастику, но в последнее время совсем нет на это времени. Сейчас читаю в основном научную литературу для работы, она помогает разобраться во многих спорных вопросах. Если в чем-то сомневаюсь, всегда обращаюсь к ней.
– Рассказываете ли жене дома о работе?
– Нет. У меня жена юрист. Мы с ней познакомились в 1997 году, когда она была следователем прокуратуры, а я – судебно-медицинским экспертом. У нее по делу проходила женщина, которая убила своего мужа ударом ножа в сердце, а я был экспертом, который вскрывал труп. В процессе исследования трупа я и познакомился со своей будущей женой и в 1998 году мы поженились. Поэтому нам разговаривать о судебно-экспертной практике неинтересно.