Каждый из нас не раз видел ориентировки – «Пропал человек». Кто-то вглядывается в лица и читает приметы, кто-то пролистывает или проходит мимо. А ещё есть люди, которые возят в машине комплект одежды и фонарь, потому что в любой момент может быть объявлен поиск. Одна из них – Ольга Щукина, руководитель и координатор добровольческого поисково-спасательного отряда «Лига Спас».
Поняли, что мы уже отряд
Елена Кочегарова, «АиФ-Дальинформ»: Ольга, за пределами отряда вы – директор по персоналу. Расскажите, каким образом человек, изначально далёкий от поисково-спасательной деятельности, к ней приходит?
Ольга Щукина: В январе 2016 года в Волочаевке украли девочку, которая рано утром шла в школу. Преступник посадил ребенка в машину и увез в неизвестном направлении. Заметка о том, что для поиска девочки требуются волонтеры, попалась мне на глаза. У меня самой две дочери, младшая примерно такого же возраста, и меня зацепило. Каждый день я следила за новостями, нашли или не нашли. И вот в пятницу, в конце рабочего дня снова вижу, что девочка не найдена и волонтеры по-прежнему нужны. Я позвонила, услышала: «Да, приезжайте». Подрядила свою подругу и родственника, и мы рано утром в субботу поехали на место встречи. Меня поразило, как все организовано: большое количество людей, ведётся регистрация, машины разъезжаются на задания. Во всем чувствовалась сплоченность. В тот день девочку нашла полиция, живой. И с этого времени я начала участвовать в поисках, как простой волонтёр.
Подписалась на группу и сначала реагировала на детей: вижу ориентировку и выезжаю. Познакомились с другими добровольцами. Я стала все больше входить в эту тему и поняла, что могу пригодиться своими знаниями и навыками. Я пять лет служила в армии, умею управлять людьми, у меня есть машина, могу подвозить других. Я погружалась в эту деятельность все больше и больше, но никто и не думал, что из этого возникнет самостоятельный поисковый отряд, с поисковыми группами в Комсомольске и Биробиджане. А теперь – на носу пятилетний юбилей, потому что мы считаем датой своего рождения тот первый поиск в 2016-м.
– Как же вы организовали отряд «ЛигаСпас»?
– Это произошло само. Не было какого-то официального начала или целенаправленного решения. Сначала нас были единицы, затем стали присоединяться еще люди. Такие сообщества, как наше, возникают стихийно и добровольно. И лидер формируется вместе с коллективом. Однажды мы поняли, что мы уже отряд. Я участвую во всех поисках, брала на себя ответственность, поэтому, возможно, у людей сложилось отношение ко мне, как к руководителю.
Конечно, руководитель важен, он несет ответственность за эффективность поиска. В отряде есть несколько направлений, и у каждого направления свой лидер. Старший инфорг, например, отвечает за всю информацию в соцсетях во время поиска, за взаимодействие с пабликами, за отработку каждого отклика. Группа Технолисы – это люди, которые увлекаются техникой, понимают в ней, думают о том, что нам может пригодиться. На них рации и прочее оборудование, они следят за тем, чтобы все работало, и у них тоже есть старший. Есть группа физического поиска – это ребята-лидеры, которые берут на себя ответственность за других и выходят старшими поисковых групп. Есть команда профилактики, руководитель которой пишет программы обучения для детей и взрослых, ведет все графики занятий. Так что у нас коллектив, где каждый – звено общей цепи.
Выходи – всему научим
– Когда на поиск приходят новички, они могут не понимать, что их ждёт, быть неподготовленными физически или в неподходящей экипировке. Приходится присматривать ещё и за своими?
– Всё верно. Жизнь и здоровье добровольцев всегда в приоритете. Сейчас костяк отряда – 30 обученных, опытных взрослых людей, которые десятки раз участвовали в поисках и могут выполнять различные задачи. И около двух с половиной сотен людей в экстренной группе, которые присоединяются к поискам и помогают по мере сил и возможностей. Работа находится для каждого. Подвезти волонтёров до места поиска, расклеить ориентировки, сделать репост, приготовить горячий чай для тех, кто уставший возвращается на базу. А в основную поисковую группу идут люди, которым это по силам. На инструктаже мы понимаем, кто стоит в строю, сколько у нас новичков, как их расставить по поисковым группам. За каждым новичком приглядывают опытные товарищи, учат, подсказывают, и обучение происходит прямо в рабочем процессе в полевых условиях. Такой подход эффективно работает. Можно не бояться, что ты чего-то не знаешь и не умеешь. Выходи – всему научим.
– То есть в вашем деле больше, чем подготовка, важна готовность?
– А в вашей семье, Ольга, вы находите поддержку?
– Конечно. Я столько лет этим занимаюсь, что, мне кажется, все уже просто смирились. Сначала к моим поездкам на поиски было отношение из разряда «чем бы дитя не тешилось», а сейчас уже мои домашние поняли, что для меня это большая часть жизни, без которой я не смогу. Теперь я точно знаю, что, стоит позвонить и попросить приготовить термос, всё будет готово.
– А как вы совмещаете деятельность в отряде с основной профессией?
– Сейчас уже легко. Нам удалось наладить систему, которая работает. Наши 30 человек – люди взрослые, с разным режимом жизни и графиком занятости. И если поиск начинается днем, подхватывают те, кто может днём, а вечером присоединяются те, кто выходит с работы. Так же и с координацией поисков. В нерабочее время я контролирую поиски сама, даже если они ведутся в Комсомольске или Биробиджане. А днём я могу не принимать звонки, потому что мы поставили на горячую линию переадресацию, и, если я не отвечу, трубку возьмет инфорг отряда, либо мы перезвоним.
«Всё не зря»
– Есть в истории отряда поиски, которые сильно на него повлияли?
– Да, наверное, поворотным можно назвать тяжёлый продолжительный поиск 2017-го года. Мы искали трехлетнюю девочку в болотах и лесах ЕАО, полтора месяца жили в соцгородке, спали в машинах по 4 часа в сутки. Неизвестно, был ли шанс найти её живой на момент начала поиска. Но тот опыт показал нам, что мы не были готовы к действиям такого масштаба. Не было достаточного количества обученных добровольцев, оборудования, мы не умели управлять поиском, не понимали, как оптимально действовать. Мы делали все, что было в наших силах, но поняли, что нам необходимо развиваться, тренироваться, получать знания. Те события врезались в память и вспоминаются чаще других. Когда двести человек стоят перед твоей машиной и спрашивают, куда идти, а ты не знаешь, куда. Раций нет, местность неизвестная, интернет совсем слабый, болото с кочкой, воды по грудь и трава выше человеческого роста… Это был переломный момент. Время от времени мысленно возвращаюсь к тем событиям и думаю, а готовы ли мы сейчас к подобному поиску? И могу сказать, что готовы.
– Какие поиски запоминаются больше – которые потом завершаются публикацией «Найден, жив» или наоборот?
– Запоминаешь всегда, наверное, трагические случаи. Мы плотно контактируем с родственниками, часто они участвуют вместе с нами в поисках. Пытаешься их успокоить, постоянно находишься на связи. И больнее всего даются случаи с молодежью и детьми. Переживаешь как родитель. Говорят, что нельзя такое на себя брать, но ведь и пройти мимо нельзя. Всегда проникаешься. И гибель детей отряд всегда переживает тяжело, тем более, что в команде больше половины девчонок.
Буквально через несколько дней произошел второй запоминающийся случай, когда искали двух ягодников. Мужчины бросили машину, пошли в лес и заблудились. На поиски выдвинулись полиция, МЧС и мы. А названия в той местности все как один: Медвежий Угол, Медвежье Логово или что-то типа этого. Мы условились, что искать будем до темноты. Одна группа не смогла пройти в заданный сектор из-за глубокого болота, а вторая группа дошла и нашла обоих. Один из пропавших был обессилен, потому что провел длительное время без необходимых медпрепаратов, мы вызвали скорую, но до места, куда она могла подъехать, группа выводила их самостоятельно.
Когда происходят такие ситуации, я понимаю, что это – результат обученности волонтеров, их готовности выполнять трудные задачи, вместо того, чтобы развернуться и уйти, когда кажется, что нет надежды. В такие моменты мы испытываем полное счастье. Понимаем, что все не зря.
– Как вы принимаете решение, за что берётесь, а за что нет?
– Надо реально оценивать свои возможности и опасность. Первые два-три года, например, мы в лес не ходили, только очень точечно. Наша специфика – город, сёла и прилегающие к ним лесные массивы, где эффективен «тотальный прочёс» – поиск большим количеством человек. Не берём поиски на воде, у нас нет ни оборудования, ни обученных людей. У нас нет горной подготовки. Мы ограничены по радиусу действия и не берем далёкие поиски. В том числе потому, что мы организуем свою работу полностью за свой счёт.
Новички ценны
– Зачем люди приходят в отряд?
– Причин много и мотивация у всех разная. Одна из самых распространенных и нестабильных – интерес, который потом или перерастает во что-то большее, или люди уходят. У многих есть потребность в общении, и здесь человек попадает в круг заботы, участия, все ему рады. Часто приходят взрослые люди, со сформированным отношением и мотивацией на помощь другим.
Когда попадаешь в новый коллектив – это всегда стресс. Даже если пришел на вечеринку. У нас тоже есть дискомфорт в первые моменты, когда новичок ещё никого не знает. Но вот его знакомят со старшим, он встает в группу, и после полутора часов совместного поиска выходит уже своим человеком. Он знаком с теми десятью, с кем отработал, окружен вниманием. Здесь все заботятся друг о друге, поддерживают. Мы слышим от новичков, что с нами комфортно. Потому что новички для нас ценны.
– Бывает выгорание?
– Конечно. И выгорание, и жизненные обстоятельства. Кто-то поменял работу или место жительства, женился, появились дети… Мотивация может трансформироваться, и на этот случай у нас есть договоренность: если ты понимаешь, что не можешь в полном объеме выполнять задачи и активно участвовать в работе основной команды, временно или постоянно, то в любой момент можно сказать об этом и выйти в экстренную группу, чтобы участвовать по возможности. И все с пониманием и уважением к этому решению относятся. Для нашей сферы очень важно не иметь внутренних конфликтов по поводу своей деятельности. Лучше быть эффективным добровольцем, который раз в полгода может качественно помочь, чем мучиться угрызениями совести, что все снова участвуют, а ты нет.